— Петров говорит про какую-то старую рукопись… — покусывая губы, продолжал Денис. Он смотрел теперь мимо Классной Розы, на светлую штору. Быстро шевелил пальцами опущенных рук. — Ну, наверно, рукопись когда-то была на свете… И совпадения могли быть. Если два человека пишут на одну тему, они берут материал из одних источников. У отца полным-полно старых книг про Крузенштерна и про Севастополь… И у того человека, который ту рукопись писал, они, наверно, тоже были. Конечно, могут быть совпадения…
— Из слова в слово… — сказал Егор. Он не садился.
— Помолчи, дурак! — взвизгнула Бутакова.
— Сама не визжи! — громко сказал Громов.
Денис посмотрел по очереди на всех троих и опять стал смотреть на штору. И объяснил тем же ровным тоном:
— Бывает, что из слова в слово. Если один источник… Про Севастопольскую оборону есть роман у писателя Сергеева-Ценского, а раньше, до революции еще, вышел роман про то же самое писателя Лавинцева. Там есть страницы, которые тоже совпадают, мне отец вчера показывал. Ну так что же? Сергеев-Ценский украл рукопись, что ли? Они просто одни материалы изучали…
«Вчера показывал», — отметил про себя Егор. С радостью. Значит, сердечный приступ, у Наклонова был не такой уж сильный. Стараясь говорить ровно, в тон Денису, Егор заметил:
— Можно изучать материал, который есть на свете. А где Олег Валентинович взял Алабышева?
— Он же объяснил: слышал от Нечаева…
— Не мог он слышать! Я выяснил точно!
Денис опять повернул к нему лицо. Сказал без всякой злости, будто уговаривал:
— Но как можно выяснить точно то, что было тридцать пять лет назад?
— А как могут точь-в-точь написать два одинаковых эпилога двое разных людей? Про человека, которого на свете не было…
Денис глянул спокойно и непримиримо.
— А ты уверен, что все точь-в-точь?
— На, сравни! — Егор выхватил из сумки листы. — Передайте Денису Наклонову.
Услужливо протянулись ладони, бумаги пошли по рукам.
Роза Анатольевна со стуком уперлась в стол деревянными кулачками.
— Мы здесь не затем, чтобы проводить расследование! Никому и в голову не приходит в чем-то подозревать Олега Валентиновича! Замечательного писателя и человека, который отдает столько сил… Кстати, Денис, как он себя сегодня чувствует?
— Спасибо, лучше, — нехотя сказал Денис. — У него такое и раньше бывало, это ничего…
— Передай Олегу Валентиновичу, что мы все… все ему сочувствуем и очень сожалеем… Йи все мы надеемся…
Денис уже сидел, глядя в листы. Он поднял голову.
— Я ему ничего передать не смогу. Он ведь не знает, что я сюда пошел. Я сам…
Роза Анатольевна помолчала и печально кивнула. И обвела собравшихся медленным взглядом.
— Вот видите. Человек лежит… Сын, ваш ровесник, пришел защищать его. А вы… что же вы-то молчите? Почему не спросите Петрова?
Студийная половина ровно загудела. Как угрожающе перегретый трансформатор. Но первым высказался невозмутимый Максим Шитиков:
— А о чем следует спрашивать? О деталях этой детективной истории?
— Нет! — Роза Анатольевна выпрямилась. — Мы здесь не для того. Мы просто должны спросить Петрова: по какому праву он бросил в лицо заслуженному человеку, нашему общему другу, оскорбление и беспочвенное обвинение?
— Беспочвенное? — сказал Егор.
— Ответь: по какому праву?
Она всегда любила повторять эти слова. С четвертого класса. «По какому праву ты считаешь возможным не учить уроки?.. По какому праву ты как бешеный носишься на перемене?» Это воспринималось просто как поговорка. Но сейчас Егор понял: в словах о праве есть конкретный смысл. И не ответить — значит отступить. И он сказал, что чувствовал:
— По праву наследства.
— Что-о?
— Да! Мой отец был другом Курганова, автора этой повести! Он ему помогал. Он даже спас однажды эту повесть! А потом Курганов умер…
— Тогда почему не отец, а ты суешься в это дело?
— А как может отец? Если он тоже умер?
— Что-о? — опять сказала она.
Одноклассники смотрели на Егора изумленно. Ведь никто, кроме Громова, толком ничего не знал. Если раньше и слышали что-то, не принимали всерьез.
— Я говорю про родного отца, про инженера Нечаева. Он погиб в шестьдесят седьмом году. Он был конструктор подводных аппаратов.
— Чушь какая, — убежденно произнесла Роза Анатольевна. — Постыдился бы…
— Чего?
— Ясно чего… Когда нельзя стало прятаться за одного отца, придумал себе другого…
Да, была секунда, когда ему хотелось заорать на нее по-сумасшедшему. Швырнуть в нее чем-нибудь, зареветь в голос. Хлопнуть дверью… Но это как горячая волна — прихлынуло и отошло. И стало зябко и спокойно. Показалось даже, что рядом тикает старый хронометр: держись, мол. И Егор нашел для ответа подходящие слова:
— Отцов, Роза Анатольевна, не придумывают. Они какие есть, такие и есть. Это вы придумали, будто я за отца прячусь. А я хоть раз прятался? Вы сами его боялись… а теперь злорадствуете.
— Ты соображаешь, что мелешь?
— Когда это я за него прятался и когда он за меня заступался? И зачем тогда вы сами приходили заступаться за меня перед ним? В четвертом классе?
— Вижу, что зря приходила! Мало он тебя, негодяя, порол!
Егор совершенно отчетливо ощутил в ладони шероховатость деревянной ручки и тяжесть длинной стамески. Но он словно разжал пальцы. И стамеска будто выскользнула из руки и воткнулась в половицу рядом с ногой. Все было абсолютно бесполезно. Что тут спорить? Егор засмеялся и устало сказал:
— Вам ведь всем здесь наплевать, чья правда. Вам главное, что он — писатель, а я — никто. Значит, я виноват…