Михаил, глядя в сторону, отдал Егору наушники.
— Видишь, — сказал Егор с безмятежной улыбкой. — Никакого разглашения тайны. Я все узнал сам.
«И приехал, — подумал Михаил, отгоняя сомнения и досаду. — Приехал же! Какой бы он ни был, как бы ни ершился и ни вредничал, все равно он — здесь. Примчался…»
— Ты не все узнал, — осторожно сказал Михаил. Он остановил в себе желание взять Егора за плечо и придвинуть к себе. — Про отца-то ничего не знаешь… Про того…
— Вот и расскажи, — отозвался Егор непонятным тоном. — Надеюсь он не был летчик-испытатель?
— Нет… С чего ты взял? И что плохого, если летчик?
— Ничего, кроме вранья. Почему-то сыновьям всегда пудрят мозги. Папа где-нибудь в бегах или в отсидке, а мама историю вяжет: «Он испытывал истребители и героически погиб…»
— Что за чушь ты несешь! Даже из записи ясно, что ничего похожего…
— Да я не про этот случай, а вообще, — буркнул Егор.
— А я «про этот»… Он испытывал не истребители, а подводные аппараты особого назначения, — тяжело сказал Михаил. — Он был их конструктором… погиб он не при испытаниях, а при стычке с двумя бандитами. В Симферополе… Проводил меня на самолет в аэропорту, сам поехал на вокзал, чтобы электричкой вернуться в Севастополь… А они его, видимо, выслеживали…
Егор не спросил, что за бандиты и зачем выслеживали. Шевельнул ботинком листья и сказал:
— А, правильно. Мать же говорила… Поэтому она и считает, что ты виноват?
— С ее точки зрения, видимо, так, — сумрачно произнес Михаил. — А что она еще говорила?
— Ты разве не всю запись прослушал?
— А… Постой! Ты что же, сам-то с матерью про это не разговаривал?
— Зачем?
— Значит… сразу взял да и сюда приехал?
— Как видишь, не сразу. Воскресенья дождался.
Старательно уходя от его нагловато-равнодушного тона, Михаил спросил со сдержанной заботой:
— А меня сразу отыскал?
— Естественно. По той бумажке.
— Слушай, Егор… А дома-то у тебя знают, где ты?
— До вечера не хватятся, а к десяти я приеду. Отсюда в пять часов электричка идет.
— Как в пять?.. А… но это же через два часа!
— Ну и что? До вокзала рукой подать.
— А разве ты… — Михаил совершенно по-дурацки растерялся. — Я думал… Ну, давай хоть на полчасика забежим ко мне!
— Зачем?
— Как зачем? Вообще… С мамой познакомлю. Она же… тетка твоя, сестра отца. Ты не представляешь, как она…
— А зачем? — третий раз спросил Егор и поднял глаза. Спокойные такие глаза. Симпатичный такой паренек Егор Петров.
— Тогда для чего ты приехал? — тихо сказал Михаил.
— Я-то? Уточнить.
— Что именно?
— Как что… Правда ли, что мой папочка — не совсем папочка… Вернее — совсем не папочка.
— И… все?
— А что еще?
— Да-а… — сказал Михаил. И ощутил ту же потерянность, как в конце беседы с Алиной.
Егор снисходительно вздохнул:
— Давай уточним и другое. Ты чего хотел? Младшего родственника, которого надо спасать от плохих компаний? Растить из него достойного строителя БАМа и члена оперотряда?
— Дурак ты, — безнадежно сказал Михаил.
— Ну, конечно. Все, кто не приемлют милицейскую мораль, — дураки, — четко произнес Егор.
— А у тебя какая мораль?
— Заканчивай мысль. Скажи, что у меня никакой морали.
— Егор, зачем мы так? — Михаил проговорил это с ощущением, что стучится в дверь, хотя знает, что в запертой комнате никого нет. — Встретились, и будто враги…
— Почему враги? Я к тебе ничего не имею. — Егор встал. — Пойду. Надо еще перекусить до отъезда. Тут какое-то кафе недалеко, с самообслуживанием.
— Постой! — Михаил схватился за соломинку. — Я тебя провожу до вокзала. — И подумал: «Сейчас скажет — зачем?»
Но Егор только молча прошелся глазами по его шинели.
— Ты сиди и обедай, а я заскочу домой, переоденусь, — предложил Михаил. — Это всего полчаса. Надеюсь, не исчезнешь?
— Я не клиент вашего детприемника. Не исчезну.
Интересно, что Егор не возражал, когда Михаил купил билет и сказал, что они поедут вместе. Только пожал плечами:
— Туда и обратно — потеряешь полсуток. Неужели охота?
И вот теперь они сидели в пустом вагоне. И несмотря на все недавние разговоры, Михаил опять думал, что, может быть, не все еще потеряно. Может, приоткроется что-то в этом мальчишке. Если зацепить какую-то струнку, найти нужные слова… Но слов не находилось, и Михаил спросил:
— Пообедал-то нормально?
— Сэнк ю, май сэржант. В соответствии с режимом.
— Скотина ты все-таки, — вздохнул Михаил (вот тебе и «нужные слова»).
— Еще раз благодарю… А почему ты заявил матери, что я обязательно попаду в милицию?
Это был не тот разговор, но хоть какая-то зацепка.
— Объяснить подробно?
— Лучше коротко. Но понятно.
— Постараюсь… Тебе наплевать на людей. Судя по всему — на всех наплевать, кроме своих дружков. А может, и на них…
— Может быть, — вставил Егор.
— Значит, тебе наплевать на законы, по которым люди живут, общаются между собой… Наверно, я коряво выражаюсь…
— Ничего, я улавливаю.
— Ну вот. А раз тебе на них наплевать, ты в любой момент можешь их нарушить.
— Не такой уж я дурак.
— Конечно. Ты знаешь, что нарушать закон — себе дороже. Остап Бендер тоже чтил Уголовный кодекс… Но тебя держит в рамках не совесть, не боязнь кого-то обидеть, а один страх. Точнее, благоразумие (это не так обидно)… Когда этот… это благоразумие однажды не сработает, когда тебе покажется, что можно действовать безнаказанно, ты и загремишь… На этом все гремят. Не только прирожденные преступники, а вообще эгоисты.