Ревского опять поторопили, и он попрощался, снова сказав, чтобы Егор звонил и заходил. Тот спросил напоследок:
— А вы с Наклоновым встречаетесь?
— М-м… да. Изредка. Жизнь суматошная…
— Александр Яковлевич, вы не говорите ему про меня. И вообще никому, ладно?
— Конечно! Это уж, Егор, ты решай сам…
…Егор снова наклонился над фотокарточкой. Командир Наклонов держал руки по швам и смотрел перед собой уверенно и твердо. А Толик улыбался и немного щурился от солнца. И Егор испытал вдруг веселое удовольствие, что невысокий, щуплый Толик разбил нос рослому, сильному на вид Наклонову.
Через несколько дней случилось неожиданное и неприятное. Егор шел в туалет, чтобы подымить на большой перемене, и путь ему заступили два второклассника: Стрельцов и Ванька Ямщиков.
— Кошак, — сказал Стрельцов, наклонил набок голову и глянул нахально. — Чего вам опять надо от его брата? — Он кивнул на Ваню. Тот стоял спокойный, но с напряженными плечами и с кулаками в карманах.
— Не понял. — Егор за лаконизмом скрыл растерянность от фантастической дерзости малявок. Тех, между прочим, стало больше: бесшумно обступили они восьмиклассника Петрова.
— До чего непонятливый, — задумчиво произнес Стрельцов и сощурился. А Ваня тихо, но зло сказал:
— Вчера ваш Копчик и еще какие-то… опять к Веньке полезли. Что вам надо?
Егор хотел искренне сказать, что лично ему ничего от Редактора не надо. Но малявка Стрельцов качнул голову к другому плечу и вполне серьезно пообещал:
— Кошак, ты доскребешь…
Всему есть предел. Егор смерил расстояние до Стрельцова.
— Ты на что рассчитываешь, крошка? На то, что микроба нельзя расплющить кулаком?
Он, Стрельцов, далеко пойдет — юмор у него, у негодяя:
— От микробов и слоны дохнут. Нас много.
Их и правда стало много. Человек тридцать, и все мальчишки. Из двух классов, что ли, собрались? И молчаливые такие, не по-хорошему сдержанные. Вот опять дурацкое положение!
— Да я-то при чем?! — рявкнул Егор. — Вы что, совсем психи? У Веньки с Копчиком свои дела, мне на них обоих плевать! А Копчика я давным-давно в глаза не видел!
Это была правда. Егор не был в «таверне» больше недели. То опять куда-то Курбаши с ключом исчез, то события всякие: разговор с Михаилом, Ревский, кино. И мысли после этого… А еще причина — тот же Копчик: не хотелось встречаться. Сразу начнет канючить насчет долга, а таких денег пока нет…
— Как увидишь, скажи ему: пускай Веньку больше не трогает, — потребовал Стрельцов, не опуская дерзких глаз.
— А вот ты пойди и скажи. Я вам не нанимался.
— Найти не можем, — объяснил сбоку незнакомый мальчишка с глазами-угольками. — Найдем, ему хуже будет…
— Бедный Копчик, — сказал Егор.
— Бедные будете вы все, если еще Ванькиного брата тронете, — неожиданно взъярился Стрельцов. — Думаешь, не найдем вашу «таверну»? А когда найдем, выжжем, как паяльной лампой! Мой дедушка так в деревне клопов выжигал!
Егор ощутил что-то вроде уважения. Сказал серьезно:
— Это я передам. В целях противопожарной безопасности…
— Тебе письмо, — сказала Алина Михаевна, когда Егор пришел из школы. — Странное, без обратного адреса. А штемпель среднекамский. От кого бы это? — В голосе ее было спрятанное беспокойство.
Конверт лежал на столе в комнате Егора. Понятно, почему письмо шло целую неделю! Михаил не написал индекс и перепутал номер квартиры. А еще милиция!.. Вскрыть конверт Егор не успел, мать снова появилась на пороге. С бумажкой в руке.
— А вот тоже непонятное… Счет за разговор со Среднекамском… Это ты говорил?
— Почему именно я? — растерянно буркнул Егор.
— А кто? Я туда не звонила, папа всегда говорит по служебному… Горик, с кем ты разговаривал в Среднекамске? Скажи маме…
«Все, Кошак, раскалывайся, — сказал себе Егор. — Пора».
— Ну, разговаривал…
— С кем?
Егор сел на тахту и зевнул.
— С братом.
— С кем?.. О, господи…
— С двоюродным братом. С Михаилом Гаймуратовым, — глядя в стену, монотонно произнес Егор.
Мать села на стул. И Егор вспомнил картину, которую видел в «Огоньке», репродукцию. Называется «Похоронка». Там женщина в платке и ватнике так же сидела и держала в опущенной руке белый бумажный квадратик. Правда, мать в атласном халате не похожа была на ту изможденную колхозницу, и не было на стене черного репродуктора, и коптилки на столе не было. Но в позе матери была такая же безнадежность… Впрочем, ненадолго!
Алина Михаевна гневно взметнула прическу, лицо покраснело.
— Значит, он, мерзавец, все же наболтал тебе эту чушь!
— Ну зачем так… про чушь-то? — тихо сказал Егор.
— Потому что это самая настоящая и…
— Не надо, мама… И ничего он не наболтал. Ты сама говорила слишком громко.
— А ты подслушивал!
— Вот он подслушивал… — Егор дотянулся до ящика в столе, вытащил «Плэйер».
Алина Михаевна слушала свой диалог с Михаилом всего полминуты, потом сказала с неприятным взвизгом:
— Выключи! Сотри!
— Сотру. Теперь уже все равно… Только при записи я тут целый ансамбль стер, а кассета чужая. Хозяин с меня девятнадцать рублей трясет… Это еще по-божески, потому что знакомый. Ты выдай, ладно? А то я затянул с долгом…
— Еще чего! — Алина Михаевна резко шагнула к двери и обернулась. — Я должна оплачивать твои шпионские фокусы!.. Как ты смел тайком записывать разговор матери?!
— Не матери, а мента. Я думал, он капать на меня пришел.
— Боже, это что еще за выражения?! Где ты нахватался таких блатных словечек?!