Валет и раньше захаживал к Егору. Матери он нравился: изящный, вежливый.
— Валя! Какой ты молодец, что зашел. А то Горик второй день сидит и куксится… Горик, дай Вале папины тапочки…
В комнате Егора Валет полулег на тахту и сочувственно глянул на выжидающего Егора.
— Наколочка вышла, Котик. Не записывал ты исповедь нашего храброго шефа.
— Да? — машинально сказал Егор. И кажется, получилось ничего, спокойно и немного иронично.
— Да, мой хороший. Иначе как бы ты мог через день после того дать послушать «Викингов» Грибу?
Все ухнуло внутри у Егора. Холодно стало. Вот дубина кретиническая, как же не подумал об этом?! Теперь — хана.
И все же Кошак — он Кошак. В душе паника, а на лице пренебрежительная ухмылка. Повел плечом, достал из ящика «Плэйер», из другого — кассету (приметную, желтую, «Денон»), аккуратно вставил в маг… «Господи, зачем я это делаю? Чтобы оттянуть провал на полминуты? Или на чудо надеюсь? На какое?.. Может, мать что-то включит на кухне и пережжет пробки? Или на станции случится авария? Или… что?»
Он даванул кнопку перемотки, словно собираясь пустить пленку с начала. И смотрел на Валета спокойно и улыбчиво. Сейчас, мол, убедишься сам. А в мыслях металось отчаянное желание невозможного: «Ну пусть что-нибудь случится! Пусть!»
А что могло случиться? И Егор понял, что остается одно: в последний момент «нечаянно» махнуть рукой и сбить «Плэйер» на пол. Чтобы маг улетел вон туда, к батарее, чтобы грохнулся о чугунные ребра изо всех сил. А то она, японская техника, говорят, такая: ею хоть гвозди забивай, а все равно поет… И к тому же сделать это надо натурально! Чтобы не заметил Валет умысла… Хотя, конечно, трудно представить, что кто-то будет нарочно расшибать маг фирмы «Сони»…
«Ну, а потом что? Принесут другой кассетник: «Давай, Кошачок, заводи…»
Егор неторопливо размотал провода динамиков. С сомнением взглянул на Валета:
— Или лучше наушники? Чтобы меньше шума. Запись не для всяких ушей… Держи.
Валет наушники не взял.
— Нет, Кошачок, я шефу обещал, что слушать не буду. Кто меньше знает, дольше живет. С вашими делами разбирайтесь сами…
— Как хочешь, — безразлично (очень безразлично!) сказал Егор. И почувствовал, будто с него сваливается подтаявшая ледяная корка. Он убрал магнитофон. Лениво объяснил:
— А Грибу я, кстати, давал «Черных мустангов». Ему что «Викинги», что «Мустанги», что «Сказки Венского леса». Сидел, чмокал: «О, кайф…»
Валет вежливо посмеялся. Егор сел рядом, зевнул:
— А с Курбаши мне чего разбираться? Мы друг другу все сказали.
— Он спрашивает: что ты хочешь за кассету? Если она есть…
Егор посмотрел на Валета: что, мол, вы с Курбаши совсем за идиота меня держите?
— Есть такой мультик: один глупый ежик всем свои колючки раздарил, и его тут же кошка съела. Как мышонка.
— Курбаши не съест, — веско сказал Валет. — Он если обещает, то железно.
— Может быть, — подумав, согласился Егор. — Но какая у меня будет жизнь? Даже эта сопля Копчик станет смотреть на меня, как… на чурку городошную, которой краденого короля заменили. Помнишь, Позвонок рассказывал…
Валет нейтрально пожал плечами: есть, мол, в твоих словах некоторая логика. И сказал, светски меняя тему беседы:
— Кстати, Копчик Позвонка у меня откупил.
— Как это?
— Просто. За трояк. Мне Позвонок ни к чему, не тот кадр. А Копчик на него вид имеет.
— Какой? — с тревогой спросил Егор.
— А черт его знает. Я в чужие дела не суюсь.
Егор нервно предупредил:
— Передай Курбаши: если Копчик что-то все же задумал против Ямщиковых, я устрою радиопередачу для массового слушателя.
— Передам. Такая моя роль — дипкурьер между двумя несговорчивыми державами…
— Горик, иди сюда на минуту! — окликнула из коридора Алина Михаевна. И когда Егор вышел к ней, сказала: — Спроси у Вали, что он хочет. Чай с вареньем или кофе?
— Спрошу, — улыбнулся Егор. Пришел в комнату. Встал у двери. Валет сидел в небрежной позе. С безразличным лицом.
Егор прижал закрывшуюся дверь спиной и тихо сказал:
— Положи кассету на стол, Валет. Быстро. Убью…
Он был слабее высокого ловкого Валета, но сейчас преимущества оказались на его стороне: позиция у двери, ярость и понимание, что надо драться до самого отчаянного конца. Валет улыбнулся, развел руками и выложил кассету из кармана. Встал.
— Не эту, — сквозь зубы произнес Егор. — Ну…
Все так же улыбаясь, Валет вынул другую.
— Брось сюда. Мне в руки, — приказал Кошак. — Не шути, Валетик… — Он поймал кассету и убедился, что она та самая — с неприметным карандашным штрихом на желтой наклейке. Отошел от двери. С облегчением сказал, подражая Курбаши:
— Ай, нехорошо, Валет. Ай, неправильно, дорогой…
Улыбка у Валета стала тонкой, как у героев Дюма.
— Ты очень умен, Кошак. Лично мне жаль, что ты с нами поссорился. Тебя будет очень не хватать у нас в «таверне».
— И мне жаль, — почти искренне сказал Егор. — Но я не виноват, вы сами… А может, судьба… Мать хотела чай или кофе приготовить, но, по-моему, ты спешишь, Валет, не правда ли?
— Ты прав. Прощай, Кошачок.
— Адью, Валет.
Вот так по-джентльменски окончилась их беседа. И Егор остался один. Опять со своими путаными мыслями и сомнениями. Ощущение новой победы было непрочным, а страхи и колебания снова росли. «Может, вернуться? Сказать про все Курбаши?»
«Брось, Кошачок. Ты, как говорится, сжег все корабли…»
Мысл цепляются одна за другую. Проскочившее в них слово «сжег» напомнило о планах Копчика. Зачем он, гад, перекупил Позвонка? Вдруг все-таки решится поджечь мастерскую? Он такой — если шиза в извилину въедет, его и Курбаши не остановит.