Да, что и говорить, Венька — талант. И в рисунках талант, и в рассказах своих… Егор зачитался приключениями находкинского школьника Ноль-с-Плюсом на планете Земля. Классной Розе почитать бы! Вот бы уксусное лицо сделала: «Йи опять одно и то же! Совершенно не та йидея!»
— Вань, это как же? Так все эти газеты и лежат под кроватью?
— Ага… Новый номер сперва висит, а потом — в пачку. А где еще хранить-то?
— Это все люди должны видеть! Это же интересно!
«И чтобы убедились, какой он на самом деле, Венька Ямщиков! Он действительно — Редактор. Без насмешки…»
Ваня сказал:
— Стрельцов приходил. И еще ребята. Тоже смотрели.
— Да много ли их, ребят-то? Вот если бы в школе повесить!
— Разве можно?
— А что такого? Сделать выставку… А?
Ваня быстро облизал засохшее на губах варенье.
— Это бы здорово…
— А Венька не рассердится? Скажет вдруг: зачем без разрешенья…
— Не-е! Он сам жалел, что мало читателей, я знаю… А почему без разрешенья? Я ведь тоже… Это наша вместе газета.
Егор подошел к телефону…
— Бутакова? Привет, это Петров… Стоп, не бросай трубку, я по делу… Знаю, что не хочешь со мной разговаривать. И кто я такой, знаю… Подожди, разговор не о твоих поэтических талантах. Не ты одна у нас литературное светило… Да постой ты! Ну хорошо, хорошо, я приношу свои искренние извинения… Ты можешь приехать сейчас к Ямщикову? Нет, он в санатории, зато я здесь. У него. И брат… Приезжай, узнаешь… Не фокусы, а серьезное дело! Ну, можешь ты хоть раз выслушать меня по-человечески, ду… думать надо… Не хотел я сказать «дура», не выдумывай, это у тебя комплекс… Не тайна, а долго объяснять. Приезжай, увидишь здесь такое!.. Давно бы так…
Надо отдать должное Бутаковой. Когда она появилась, о скандале в студии больше не упоминала, газетами восхитилась, идею выставки нашла гениальной. Так и сказала:
— Петенька, ты гений. Даже не ожидала…
Всех газет было слишком много. Втроем они отобрали два десятка самых интересных номеров. Потом Ваня вскипятил чайник и уже без колебаний открыл трехлитровую банку с вареньем.
Светка сказала, что газеты заберет с собой сразу. Пока идут каникулы, она договорится с вожатой, чтобы найти в школе место и устроить выставку как полагается. И пусть все видят, какие у людей бывают способности, а то теперь все такие невнимательные друг к другу. Попал человек в беду, поговорили об этом пару дней, а сейчас почти никто не вспоминает. Может быть, эта выставка всколыхнет коллектив.
— Ты только смотри не посей газеты по дороге, — прервал Егор активистские речи Бутаковой.
— А ты мог бы помочь мне отнести их!
Егор заколебался и почему-то даже смутился. Но Ваня решительно сказал:
— Газеты не тяжелые. А Егор не может тебя провожать, мы папу ждем, у нас еще одно важное дело.
Когда Бутакова ушла, Егор опять сел на Ванину койку и начал смотреть оставшиеся номера «НН». Ваня позвякал на кухне посудой (видимо, вымыл) и приткнулся рядом. Совсем прильнул. Дышал тихонечко…
«По Веньке скучает», — вдруг понял Егор.
Обычно Егор или сторонился «мышат», или разговаривал с ними тоном насмешливо-жесткого приказа. А если нельзя было сделать ни того, ни другого, он ощущал тягостную скованность. Даже на Заглотыша он смотрел со смесью пренебрежительной жалости и брезгливости и вздохнул с облегчением, когда сплавил его Михаилу и Галине…
А с Ванюшкой было Егору легко. То ли потому, что не похож был младший Ямщиков на обычного «мышонка», то ли потому, что в самом Егоре что-то менялось… «А может, потому, что Венькин брат?» — спросил он себя. И вдруг вспомнил разговор с матерью, что нет у него, у Гошки, младшего брата.
И Ревский вспомнился: «Ты никогда не сможешь быть братом».
Нет, товарищ Ревский, режиссер вы, наверно, неплохой, а пророк так себе…
Кстати, надо позвонить Ревскому. Возможно, Михаил заходил к нему и Александр Яковлевич знает, что там у Гая случилось… Егор осторожно освободил левую руку из-под прижавшегося Ванюшки, взглянул на часы. Ваня быстро сказал:
— Ты не уходи, папа скоро придет.
— Мама придет, наверно, еще скорее, — опасливо заметил Егор.
— Не, она дежурит сегодня… А папа машинку принесет. Сразу все узнаем.
Конечно! И во время возни с газетами, и во время разговора с Бутаковой, и во время размышлений о «мышатах» и братьях прочно сидело в Егоре это главное ожидание: «Машинка. Тайник. Эпилог…» Все сделается ясным, все встанет на свои места!.. А Михаил будет просто ошарашен! Забудет о всех своих горестях… Но все же что там у него?
Егор опять шевельнулся. И опять Ваня попросил:
— Не уходи.
Наверно, ему очень не хотелось оставаться одному.
— Вань, я только позвоню…
Но тут затрезвонил колокольчик в коридоре.
— Папа!
Это действительно пришел Аркадий Иванович. Ваня, выгибаясь от тяжести, радостно приволок в комнату брезентовую сумку. Изнутри ее распирали твердые углы.
— Давай! — выдохнул Ваня. Дернул на сумке молнию. — Берись…
Аркадий Иванович что-то весело рассказывал в коридоре, но Егор и Ваня не слышали… Черт, как цепляются за парусину всякие рукоятки и рычажки… Вот она, машинка! Тусклые золотые буквы на каретке — «Ундервудъ», дребезжащие клавиши, желтое лаковое дерево подставки…
Почему лаковое? Ваня же говорил, что краска…
Машинка со звяканьем встала, почти упала на половицы. Ваня смотрел на Егора перепуганными глазами. Потом закричал:
— Па-па!!
Аркадий Иванович буквально влетел в комнату.