— Щас махаться опять будет, — сопя, сказал низкорослый, толстый Хнык. — В тот раз по губе мне задел, подлюка. Щас не заденешь…
— Ох и надоели вы мне, гады, — уныло произнес Венька. — Хоть бы понять: чего вам надо-то? Чего вяжетесь?
Чиж опять хихикнул по-своему («х-хых…») и приготовился. Оглянулся на Копчика. Но тот вдруг предложил миролюбиво:
— А ты откупись, Венечка. Недорого возьмем.
— Да? — непонятно сказал Редактор.
— Ага! — обрадовался, даже подскочил Хнык, самый глупый из троих. — По трояку на нос! Всего!
— Много себя ценишь, — холодно сказал ему Копчик. — Хватит и по рублю. Не в деньгах счастье. Не правда ли, Веня?
В голосе Копчика Егор уловил насмешливо-философскую интонацию. Странно знакомую, но Копчику не свойственную. И вдруг понял: таким тоном в давние времена говорил иногда Боба Шкип. И оттого, что Копчик, скотина, пытается подражать Шкипу, Кошака резанула злость. Вот выскочить бы да врезать Копчику по соплям! А потом и двум его холуям. Это хорошо получилось бы, если нахрапом! А может, и Редактор хоть маленько помог бы…
Егор даже улыбнулся, представив такую неправдоподобную вещь. И прикинул в уме: а что было бы потом? Наверно, многое в жизни пошло бы по-другому… По-другому — это как? Куда и зачем? Без «таверны»? И главное, ради кого? Выходит, ради Редактора? Лезет же в голову всякое…
Копчик — он все-таки Копчик. Хотя и противный иногда, но свой. И понятный. Вот и сейчас он ясен Егору, как дважды два. Не так уж важно Копчику раскровянить еще раз Ямщикова. Главное для него, как было и для Кошака, переломить Редактора. Без битья — даже лучше. Пусть покорится страху, пусть послушным станет. Иначе какая-то неуверенность на душе…
И, давя в себе эту неуверенность, Копчик повторил:
— Хватит трояка на всех. Недорого. Выложишь, Ямщичок?..
— Если бы вы знали… — громко выдохнул Венька.
— Если нету, мы подождем, — сунулся Чиж. — Ага, Копчик?
— Если бы вы знали, — устало сказал Редактор, — как вы мне осточертели… Я бы все деньги, какие смог достать, отдал бы, чтобы не видеть никогда вас больше…
Егор не дышал в своем углу, чтобы слышать все. Сквозь летящую сетку снега он смутно видел Веньку с неразличимым лицом и спины троих. И тихо было так, что слышался шорох снежных мух.
— Так что? — нетерпеливо разбил тишину Чиж. — Нету, что ли?
— Да не в этом дело, — печально сказал Редактор. — Не могу я, Копчик, дать вам по рублю.
— Не ценишь, значит… — Копчик покивал. — А ладно, мы не гордые. По двадцать копеек дашь? И не тронем больше, гад буду, если совру.
Егор совсем замер. Обидно же, если ему, Кошаку, Венька не уступил, а Копчику теперь сдастся! А ведь он может! Потому что здесь и гордость можно сохранить! Отдаст Копчику с друзьями двугривенные и усмехнется:
«Все, в расчете! Гуляйте и помните уговор…»Получится, что он не откупился, а вроде бы кинул по обглоданной косточке зубатым псам.
Но нет, Редактор не способен был на уловки с собой.
— Не выйдет, Копчик, — сказал он.
— А может, хоть гривенник? — серьезно спросил Копчик. — Один на троих? А, Веня? Так сказать, символически…
Это было уже совсем интересно. У Егора жилки напряглись от любопытства и невольного сочувствия Редактору.
— Ни копейки я не дам, отвяжись, — отозвался тот.
— Даже ни копейки?! — у Копчика проскользнула истерическая нотка. Но он сдержал себя. Кажется, заулыбался: — А может, копейку-то дашь? Ну, одну копеечку? Маленький медячок? А? — Копчик спросил это почти жалобно.
— Ни гроша, — сказал Венька и вздохнул.
— Неужели такой жадный? — голос Копчика стал зловеще-ласковым. — Всего копеечку. Не дашь — по морде опять набьем. Дашь — больше никогда не трону. Неужели для этого жалко медяка?
— Да не жалко, — убежденно и спокойно, будто они просто так беседуют, разъяснил Венька. — Не жалко мне медяка. Я же говорю, кучу денег не пожалел бы, только чтобы ты отвязался от меня… Прискребаешься все время, засады дурацкие устраиваешь. Знаешь как опротивело!
— Ну, так в чем же дело? — удовлетворенно спросил Копчик.
— А ни в чем, — устало сказал Венька. — Не могу я от тебя откупаться. И бегать не могу. Мне потом противно будет перед самим собой: какого-то Копчика медяками задобрить хотел…
Копчик быстро ударил его по зубам. Венька нагнул голову, вскинул руки и бросился на Копчика. Было видно, что бросился безнадежно — лишь бы не стоять беспомощно, когда бьют.
Его сбили на землю сразу — Хнык ударил сбоку, а Чиж дал подножку. И Егор успел заметить, как Редактор прикрыл голову и как его успели пнуть несколько раз. Но раздался гневный мужской голос, и компания в секунду «дала ноги», исчезла за снегом. Венька вскочил.
Рядом с ним оказались мужчина и женщина, пожилые. Женщина охала и отряхивала Редактора, мужчина что-то спрашивал и кашлял. А Егору на секунду почудилось, что Венька смотрит в оконный проем и видит его, Кошака. Ерунда, конечно…
Егор ощутил вдруг, что мускулы у него натянуты, как для скачка. С чего бы это? Уж не хотел ли он с полминуты назад выскочить и вмешаться в драку? Чушь какая…
Он расслабил мышцы, по-кошачьи скользнул за внутреннюю перегородку, прошел несколько разрушенных комнат и оказался на пустыре. Снег валил все гуще (не зима ли наконец пришла?). Егор поверх шапки натянул капюшон. И дворами вышел на большую улицу Первомайскую. Смутно было на душе. Неясно.
Дома постоял перед стеллажом, отыскал «Спартака» Джованьоли, бухнулся на тахту, полистал, усмехаясь. Отбросил книгу.
Вспомнил, как лихо улепетнули Копчик, Хнык и Чиж. Подумал: «Повезло Венечке, что прохожие появились». Потом подумал еще — будто со стороны услыхал: «А может, и Копчику повезло…» И уж совсем дурацкая мысль проскочила: «А может, и всем нам…»