Лучше всего было бы пойти в «таверну» и рассказать про этот случай. Как перепуганно Копчик драпал от пары пенсионеров. Приукрасить, конечно. Будет общая ржачка, а Копчик станет лупать глазами: откуда Кошак все знает?
Но вставать было лень. И «ржачки», по правде говоря, не хотелось. Вот если бы, как раньше, был в «таверне» Кама с гитарой…
Мы помнить будем путь в архипелаге,
Где каждый остров был для нас загадкой…
С утра болела голова и скребло в горле. Егор сначала не хотел даже идти в школу. Но потом подумал, как мать пристанет к нему с градусником и таблетками: «Глотай, Горик, не капризничай, это от головы, а это от жара…» Хотя знает, что его от любых таблеток с души воротит.
Сонно и тупо, ни о чем связно не думая, отсидел Егор на уроке истории. И продолжал сидеть после звонка. Все с гвалтом и толкотней спешили из кабинета, а Егору лень было вставать. Наконец встал, поволок за ремень к двери грузную сумку…
И в дверях — лицом к лицу — сошелся с Ямщиковым.
Был Редактор бледный, и глаза у него пылали. Именно это книжное сравнение пришло в гудящую голову Егора, когда наткнулся на Венькин взгляд. Редактор (подумать только!) загородил Кошаку дорогу и тихо, с придыханием выдал:
— Ох, и подонок, ты, Петров…
Егор даже забыл про хворь. Замигал. И хотел спросить ехидно, а получилось глупо:
— А… чему обязан?
Часто дыша от ненависти, Редактор объяснил:
— Раньше я думал, что ты просто сволочь. А ты еще и трусливая сволочь…
Врезать Редактору — это было проще всего. Кажется, Венька того и ждал. Сам нарывался. А Егор опять ощутил вялость и тупую боль в голове. Он отвел глаза от Венькиных зрачков, посмотрел ему в лоб и сказал пренебрежительно:
— Люблю узнавать про себя что-то новое. Подробности будут? Насчет трусости.
— Думаешь, я не знаю, что это ты Копчика с его шестерками на меня вчера натравил? А сам — в укрытие? Чтобы характеристику не испортить!
— Я?! — изумился Егор. Помолчал, соображая. И себе уже, а не Веньке сказал: — А… Заметил, значит…
— Да, Кошак. Ты увлекся зрелищем и неосторожно высунул свою трусливую морду.
— Было бы на что смотреть… — хмыкнул Егор, и вдруг стало неловко. Сам этому удивился. И чтобы задавить глупую стыдливость, обстоятельно разъяснил: — Да, сделалось интересно, как ты начал махаться на Копчика. Просто цирк.
— Трое на одного — всегда цирк, — сипло сказал Венька. И Егор ощутил его ненависть, как ощущают кожей холод или жар. «А ведь есть от чего…» — вдруг подумал он. Без сочувствия Редактору, конечно, без смущения уже, а так, аналитически. Себя и Веньку переставил в уме, как шахматные фигуры. Будто его, Кошака, трое прижимают к березе, а Редактор, ухмыляясь, глядит из развалин. Тут, пожалуй, заведешься…
— Ну, и чего ты хочешь? — спросил Егор.
— Хочу выяснить. Ты стопроцентная падаль, или что-то от человека осталось?
— Любопытно… — Егору в самом деле стало любопытно. — А как?
— Если ты меня за что-то не терпишь, можешь один на один? Или вы там привыкли только сворой, по-шакальи?
— Стыкнуться, что ли? — удивился Егор.
— Хоть прямо здесь, хоть за гаражами на дворе! Боишься? Конечно, ни Копчика рядом не будет, никого другого…
Кошаку не нужен был Копчик, если такое дело. Кошак, даже кислый и вареный, как сейчас, мог срезать Редактора одним приемом, раскатать в блин, сложить вдвое и вчетверо и законопатить им любую щель. Но… а потом-то что? Венька утрет кровь, залечит ссадины и останется в своей прежней непобедимой ненависти. И все равно будет думать, что Егор — наводчик.
— Измордую я тебя, а какой смысл-то? — спросил Егор.
— Боишься, — искренне сказал Венька. В гневном своем запале он, видимо, ощущал силу совладать с Кошаком.
— Ну, давай… — вздохнул Егор и отступил в кабинет. — Давай уж здесь, пока никого нет. Это быстро… А на дворе холодрыга… — Его передернул озноб.
Венька сжал губы и шагнул следом. Абсолютно бесстрашный, он был сейчас даже симпатичен. Егор сделал еще шаг назад и сел за ближний стол. Подпер щеку.
— Подожди, Редактор. Одно слово… Ты сейчас, возможно, мне даже и навешаешь по ушам. Я сегодня полудохлый, а ты в таком… яростном вдохновении. Как Спартак, который с двумя мечами на римлян… — Он заметил, как у Веньки удивленно обмякли и разомкнулись губы, приподнялись брови. — Я только хочу, чтобы ты знал… Это я честно говорю: Копчика с ребятами я не наводил. Я его сам там подкарауливал, чтобы выпрыгнуть и шмон устроить. А тут тебя черт принес…
— Заврался, Кошачок… — презрительно сказал Венька.
— Да нет же! — Егор сам удивился, как ему хочется, чтобы Редактор поверил. А зачем? Не все ли равно… — А впрочем, твое дело, не верь… — Он вытолкнул себя из-за стола. — Айда к доске, там просторнее… Только потом бочку на меня не кати, не я начал.
— Не бойся, скажу, что я…
Начать они, конечно, не успели. Ворвалась в кабинет орава из восьмого «Б».
— Ну вот… — сказал Егор Веньке.
— Выкрутился, — бросил ему Редактор. Брезгливо, но, кажется, и с тайным облегчением. Оба вышли в коридор. Венька на прощание смерил Егора взглядом — будто плюнул.
— Можно ведь и за гаражами, — сказал Егор. — Только уж на другой перемене, сейчас звонок будет…
— Ага! А ты сбеги с урока и позови свою кодлу!
— Не позову, обойдусь и так… Хотя дурак ты, Редактор. В двадцатом веке живешь, а все в рыцарей играешь…
— А ты в кого?
— А я — в себя… — отозвался Егор. Потер лоб и удивленно сказал: — Вот черт… Мне почему-то хочется тебе доказать, что не звал я вчера Копчика. Глупо, конечно…